Разговаривать жене было тяжело, поэтому в ответ на слова детей она легонько кивала.

«Дети захотят попрощаться с ней, пока не поздно! Сказать, что любят, сказать спасибо!»

Мияваки оказался прав. Кубота даже решил, что, возможно, Мияваки все-таки рассказал детям о болезни мамы, но уже на него не злился.

Жена умерла в конце февраля, в ужасно холодный день.

После похорон к Куботе подошел сын:

– Спасибо, что рассказал.

И тогда профессор заплакал.

Он почувствовал облегчение: дочка еще была слишком маленькой, чтобы понять, что произошло, но хотя бы сын успел осознанно попрощаться с мамой.

Мияваки все-таки добился своего. Учиться он заканчивал через месяц.

Кубота был в трауре, поэтому на благодарственную вечеринку не явился, но на выпускном присутствовал. После официальной части уже бывшие студенты подошли к Куботе пообщаться, но не знали, как лучше себя вести, поэтому разговор получился недолгим. Мияваки тоже оказался среди выпускников, но они с профессором не обменялись ни словом – благо, обстоятельства позволяли.

Кубота знал, что сильно обидел парня, и теперь боялся говорить с ним о произошедшем.

Когда настало время прощаться, Мияваки слегка поклонился, и профессор ответил ему коротким кивком.

– Тогда я все-таки сказал сыну, что мама умирает, – признался профессор.

– Вот как… – слегка улыбнулся Сатору.

– Если бы не ты, дети не смогли бы с ней проститься. – Кубота вдруг поклонился. – Извини меня!

– Не нужно, профессор!

Ой-ой! Сатору забыл, что я лежу у него на коленях, и привстал. Будь на моем месте другой кот, он бы уже упал!

Кубота поднял голову и взглянул на Сатору, и только тогда хозяин снова сел.

– Я тоже… думал не о вас, а о себе: вспоминал, как сам потерял родителей. Но все-таки вы меня выслушали, спасибо. – И вдруг Сатору тоже поклонился. – И простите за все.

Профессор не ожидал услышать извинения и молча смотрел на Сатору.

– Кажется, я только недавно начал понимать, что чувствовали вы с женой. Если бы я оказался на ее месте…

Если бы ему оставалось жить всего год…

– То мне бы не хотелось, чтобы все вокруг грустили. Наоборот, я был бы рад увидеть, как близкие мне люди улыбаются.

И взрослые, и дети всегда ставят себя на первое место. «Я хочу попрощаться, потому что это конец» или «Я не хочу прощаться, потому что расставание выйдет болезненным».

Вообще сложно сказать, в чем состоит разница между ребенком и взрослым. Дети верят, что различия существуют, и говорят, мол, нужно вести себя по-взрослому. Но в какой момент они сами становятся взрослыми?

– И все-таки я будто не дал вам с женой выбора…

Наверное, люди взрослеют, когда перестают полагаться на инстинкты и доверяются чувствам настолько, что, в отличие от нас, животных, прекращают смотреть на других как на детей или взрослых. Люди вынуждены самостоятельно искать, что значит «взрослость» именно для них, и поэтому каждый становится взрослым в том смысле, который сам для себя определяет.

Когда Сатору решил, что лучше знает, как вести себя с детьми профессора, и пристыдил его, он сам был еще ребенком. Но именно поэтому он и смог изменить ситуацию. К нам, животным, такая мудрость приходит только с годами.

– Я благодарен за то, что вы согласились взять Нану, но еще больше я рад, что мы с вами встретились, профессор.

Кубота опустил взгляд и помотал головой. Он шмыгал и, кажется, плакал. Больше он не забивал рот сладостями в надежде заполнить тишину.

Наконец профессор успокоился и взглянул на Сатору. А потом они стали вспоминать прошлое. И много смеялись.

– Я бы с удовольствием поболтал подольше, но пора бы познакомить Нану с собакой. – Профессор поднялся.

– А как ее зовут?

– Лили. Она просто обожает котов, поэтому переживать не о чем. – С этими словами профессор вышел из гостиной.

Скоро он вернулся с собакой. Стоило им войти, она тут же рванулась вперед.

Кот! Кот-кот-кот-кот! Давай играть! – На нас с Сатору, сходя с ума от радости, бросился огромный немецкий дог размером с теленка.

Ты слишком большая, идиотка!

Даже Сатору подскочил, видимо приготовившись бежать, и я со скоростью света влез ему на голову. Я тут же выгнулся, поднял хвост трубой, чтобы отпугнуть собаку, которой хотелось поиграть.

Как с тобой играть, если ты больше меня в несколько раз?!

Лили оперлась на Сатору передними лапами и повалила его на диван.

Кот!

Я оказался загнан в угол. Хотя собака и не желала мне зла, она была слишком возбуждена, и я тоже не сдержался: зашипел на нее и полоснул когтями.

Ай! – взвизгнула Лили.

Не подходи! Назад! Назад!

Собака наконец-то отошла, но было видно, что она все еще хочет играть.

Больно, вообще-то! Жестоко! Ладно, так когда ты будешь в настроении? Тогда сможем поиграть? Ей не нужно было говорить вслух – хвост все рассказывал за нее.

Не буду я в настроении, дура!

– Может, Нана собак не любит?

Не в этом дело!

– Нет, думаю, проблема в другом…

Спасибо, что перевел. Похоже, из-за того, что мне пришлось даже угрожать огромной Лили, оставлять меня у профессора Сатору не собирался.

– Думаю, Нана с ней не справится…

– Вот как…

Кубота с трудом затолкал Лили в дальнюю комнату, хоть она и тянула его обратно в гостиную.

– Жаль, что Нану пристроить не получилось, но рад был повидаться.

– И я!

Они пожали друг другу руки. Никакой обиды между ними не осталось.

– Можно, кое-что спрошу? – вдруг задал вопрос Кубота.

– Да, конечно.

– Перед смертью жены сын все время повторял «спасибо» и «я тебя люблю», прямо как ты и говорил. Все-таки ты рассказал им о ее болезни?

– Нет, – улыбнулся Сатору. – Но ведь таких слов и следовало ожидать. Если ребенка любят, разве он не захочет сказать что-то подобное?

– И правда, – согласился профессор.

– Только вы имели право поведать детям о болезни жены. Поэтому я даже поссорился с вами.

– Ясно…

Профессор задумался, несколько раз кивнул и улыбнулся.

– Спасибо, что тогда со мной поссорился.

Нет, профессор, вам спасибо, что говорите Сатору такие слова.

Хозяин слишком растрогался, чтобы ответить, поэтому я сделал это за него – благодарно мяукнул.

Мы вышли из дома и двинулись по тихой каменной улочке, от которой так и веяло европейской стариной. Главная дорога находилась где-то далеко, так что машин почти не было.

Может, тоже пешком пройтись? А то Лили все слюной забрызгала, и теперь в переноске пахло псиной.

Я несколько раз быстро ударил лапой по замку.

– Хочешь выйти? – спросил Сатору и сразу открыл дверцу.

Прогулка по брусчатке ощущалась совсем иначе, чем по асфальту. Поверхность камня была прохладной и твердой, приятной для лап и, как мне казалось, лечебной.

Я услышал щелчок и обернулся – Сатору сфотографировал меня на телефон.

– Отличный кадр, Нана.

Сатору рассматривал получившееся фото.

– Давай вернемся длинной дорогой.

Пока мы шли до машины, Сатору щелкнул меня еще несколько раз, и я, конечно, каждый раз мило позировал.

Запах Лили выветрился, и мы как раз дошли до стоянки и сели в фургон. Вся суета с собакой сильно меня утомила, так что я уснул почти сразу, как мы тронулись.

– Нана, привал.

Меня разбудил голос Сатору. Я зевнул и помотал головой. И где мы? Я вытянул шею, выглянул в окно и увидел водную гладь.

– Озеро Бива! Помнишь, я хотел поближе остановиться?

Я же сказал, что не надо!

– Ну, идем.

Даже если озеро и не такое страшное, как море, выходить мне все равно не хотелось… Но Сатору взял меня на руки и вышел из машины.